Фаворит. Том 1. Его императрица - Страница 88

К оглавлению

– Введите новый налог.

– На что наложить? Вы знаете?

– Придумайте. На квас, на собак, на бубенчики.

Екатерина послушала, как заунывно шумит море.

– Ведь это вы строили Ладожский канал?

– Имел честь докопать эту канаву.

– А зачем вы копали? – спросила Екатерина.

Вопрос был странным. Миних объяснил:

– Чтобы корабли проходили каналом в безопасности.

– А разве они прямо по озеру плыть не могли?

– Корабли плохие, и в Ладоге тонули.

– А если бы корабли были хорошие?

– Тогда и канала не нужно.

– То-то и оно! – подхватила Екатерина. – Миллионы рублей и тысячи жизней вложены в предприятие ничтожное. Если бы половину сих средств истратили на постройку кораблей хороших, тогда незачем было бы двадцать лет в земле ковыряться… А теперь честно ответьте: на что мне вам еще полмиллиона давать?

– Чтобы я закончил гавань в Рогервике.

– А вы думали – зачем нужен Рогервик?

– Корабли наши строятся из сырого дерева и потому сразу же загнивают в пресных водах на рейдах Кронштадта. Петр Великий рассудил за благо перенести стоянку флота вот сюда, в Рогервик, где в соленой воде корабли гниют медленней.

Екатерина прищелкнула пальцами, словно кастаньетами.

– Так, – сказала она. – Значит, если корабли строить из сухого дерева, то и надобность в создании Рогервика отпадет?

– Истинно говорите, ваше величество.

Тяжелым ботфортом он растер под собой сороконожку.

– Теперь я построю вопрос таким образом: к чему выбрасывать миллионы рублей на создание гавани в Рогервике, если отсюда рукой подать до старинной и удобной гавани – Ревеля?

– Вот этого я не знаю. Но так завещано от Петра Великого, чтобы строить именно в Рогервике… пока не выстроим.

– Петра-то давно нет. А где гавань в Рогервике?

– Гавани тоже нет. Штормы все губят…

Екатерина поднялась с грязной лавки:

– Странные дела творятся на Руси – делают люди, стараются и никто не думает: зачем делают? Кончайте идиотский сизифов труд…

Они вышли из хибары. Екатерина еще раз огляделась: кресты, кресты, кресты, – под ними навеки успокоились тысячи солдат, матросов и каторжников, погибших из-за чужой глупости. И может быть, глядя на эти кресты, женщина вспомнила и французского маркиза Мирабо и русского мужика Ломоносова: на фоне гигантского кладбища рабов их научные теории об умножении населения виделись совсем в ином свете.

Старый Миних, с трудом выгребая ноги из глубоких песков, проводил императрицу до кареты, снял треуголку:

– Вы из Ревеля куда путь держите?

– Мне надо побывать еще в Митаве у герцога.

– Пожелайте ему от меня поскорее сдохнуть…

Дверцы со стуком захлопнулись, лошади тронули. Екатерина расправила по дивану свое платье и сказала:

– Сам бес в наших делах не разберется!

12. «Шлиссельбуржская нелепа»

День обещал быть жарким. Лифляндский генерал-губернатор Юрий Юрьевич Броун помнил, как двадцать лет назад через Ригу на Петербург проследовала девочка, маленькая принцесса Фике, и потому относился к Екатерине, как отец к дочери. Даже погрозил пальцем:

– Помни, что не велю в Риге вечернюю зорю бить и никто спать не ляжет, пока ты из Митавы не обернешься…

Поехали. Екатерина сказала князю Репнину:

– Три встречи подряд с мужиками: граф Миних из крестьян вестфальских, генерал Броун из крестьян латышских, а едем к третьему мужику – Бирону, мать которого шишки в лесу собирала… Чудеса, как подумаю! Вот уж правда: судьба играет людьми.

Репнин ответил, что люди тоже играют судьбою, и не только своей, но и многими чужими. Екатерина тут же отчитала его:

– Благодарю, князь, за назидание, но карета наша так устроена, что нам до самой Митавы сидеть друг против друга, и потому будем любезнее. Именно ваш врожденный аристократизм, которым вы переполнены, я намерена использовать в Варшаве, куда скоро и отправитесь – моим послом!

Сразу за Двиною начиналось Курляндское герцогство. Рыцари в желто-черных плащах составили почетный эскорт, на въезде в Митаву высилась триумфальная арка, семья Бирона встретила Екатерину по-рабски – на коленях, хором исполняя в ее честь канты, старый герцог поднес памятную медаль, в народ бросали курляндские талеры, на которых был отчеканен ее (!) профиль. Екатерина повела себя как покровительница Курляндии, а герцог, обязанный ей возвращением престола, клялся до гробовой доски служить России верным лакеем. Екатерина дала Бирону понять, что ему отведена лишь скромная роль управляющего курляндским хозяйством… Митавский дворец был осмотрен рассеянно:

– Он похож на Зимний! А это правда ли, герцог, что у вас есть в замке комната, паркет которой составлен из золотых червонцев, сложенных один к другому ребрышками кверху?

– Была, – смущенно отвечал Бирон.

– Жаль, что нету сейчас, – усмехнулась Екатерина. – А с какой осадкой корабли способны заходить в Либаву?.. Так, так. Надеюсь, вы не станете возражать, если мои корабли будут навещать ваши гавани? Подарите нам в Либаве один причал…

Бирон прижал руки к сердцу. Екатерина заторопилась обратно, вся герцогская семья снова пала перед ней на колени:

– Мы умоляем ночевать у нас… Лучшая спальня! Мы наполним ее ароматами, всю ночь будет играть убаюкивающая музыка.

– В другой раз. Меня ждут в Риге.

Едва усевшись в карету, она велела гнать лошадей. Был второй час ночи, когда кони отбили дробную чечетку по доскам наплавного моста. Толпы рижан стояли на улицах, ожидая музыкальной зори. Екатерина из кареты почти выпала.