Фаворит. Том 1. Его императрица - Страница 73

– Наверное, такой же пустыней была Германия после набегов Валленштейна, и слава богу, что на этот раз дело не дошло до открытого людоедства. Теперь я не знаю, сколько нужно столетий, чтобы здесь снова распустились прекрасные гиацинты. Отныне я не король – я лишь врач у постели тяжелобольной Пруссии.

Де Катт спросил его величество:

– С чего решили вы начать возрождение страны?

– С армии! Быстрее освоить опыт минувшей войны, улучшить подготовку войск. Старых солдат отпущу по домам, наберу молодых. Да, я утомил своих неприятелей войною, но я не хочу, чтобы они отдохнули от нее раньше моей обнищавшей Пруссии.

– Неужели вы снова хотите воевать?

– Но другими средствами – дипломатическими…

Карета тащилась дальше. Взору открывались сгоревшие фольварки, заброшенные огороды, пожарища и виселицы, крапива и репейники, пашни были вытоптаны в кавалерийских атаках.

Король вытянул руку, показывая вдаль:

– Смотрите, де Катт, такое нечасто можно увидеть: две вдовы тянут на себе плуг, а ими, как скотиной, понукает сирота-мальчик. Я не могу этим несчастным вернуть мужей, павших во славу Пруссии, но я могу отдать им раненых лошадей кавалерии.

Экономный хозяин Фридрих возами раздаривал по деревням картофель. Король ел его сам и заставлял есть других.

– Не морщитесь, – говорил он гостям в Сан-Суси, – в этом картофеле, вареном и жареном, я прозреваю великое будущее…

Он велел строить новые деревни, осушать болота, мостить дороги. «Я знаю, – писал король, – что человек никогда не в силах переделать природу, но зато он всегда способен возделать под собой землю, чтобы прокормить себя и свою семью».

Министра Финка-фон-Финкенштейна он спросил:

– А когда просыпается русская императрица?

– Говорят, в пять утра.

– Куда ей до меня! – отмахнулся король. – Я с четырех часов уже на ногах, и нет даже минуты свободной, чтобы сыграть на флейте. День начинаю с первыми петухами, как сельские бауэры…

Его навестил поникший банкир Гоцковский, который во время войны поставлял королю фальшивые «ефимки». Теперь, уличенный в преступлении, он должен был расплатиться с Россией за финансовый ущерб, нанесенный русской казне. Фридрих сказал:

– В чем дело? Возьми и расплатись.

– Но я банкрот, – разрыдался Гоцковский.

– Какое совпадение – я тоже!

– Так что же нам делать?

– Давись, а я посмотрю, – отвечал король…

Он явился в кадетский корпус Берлина, где произнес речь, воодушевляя юных выпускников-офицеров:

– Дети мои! У нас больше нет противников, которые бы осмелились напасть на Пруссию, но зато нет и союзников, готовых защитить нас. Служите честно! Все помыслы – для армии. А я, ваш старый Фриц, еще разок извернусь ужом, и верьте, что в Пруссии дела пойдут опять как по маслу… Я не бросаю слов на ветер.

Послом в Россию он направил графа Виктора Сольмса.

– Вы должны быть там любезны, – наказал король. – Сейчас не таковы наши дела, чтобы задирать нос. Но только не впутайте меня в войну из-за какого-нибудь жентильома Понятовского…

Сейчас его занимала Варшава! Аудиенции запросил русский посол, князь Владимир Долгорукий, и король выслушал его доклад.

– Благодарю, – кивнул он. – Мне приятно знать намерения вашей государыни о делах польских. Я буду поддерживать лишь ту кандидатуру, какую наметит ваша мудрейшая государыня.

Долгорукий отписывал Екатерине: «Как ваше императорское величество имеете партизанов в Польше, так и он (король) имеет своих, которые, соединясь, могут и королевство все склонить».

Пруссия начинала тайное сближение с Россией.

* * *

Екатерина была терпима к личным своим недугам.

– Мои способности скромны, – признавалась она, – посему я вынуждена работать неустанно, как пчела. Панин же половину дня спит, потом ест и развлекается с фрейлинами, утруждая себя на полчаса в сутки. Но любое дело он проницает насквозь…

Финансы и политика, политика и финансы – страшная кутерьма бумаг завалила рабочий стол Екатерины.

– Никита Иваныч, слышала я, что в Турции с финансами тоже нет сладу. Что делает султан, коли ему деньги нужны?

– Он отрубает голову своему визирю, затем конфискует его имущество – деньги, считайте, в казне султана.

– А если они нужны его гвардии – янычарам?

– Янычары по совместительству служат и пожарными. Когда им нужны деньги, они подпаливают Константинополь со всех сторон, а при тушении пожара грабят все, что можно унести.

– С чего же сыты чиновники султана?

– О! Для них существует налог «на зубы»: население платит за то, что во время еды зубы султанских чиновников стираются.

– Забавно. А ведь вы мой… визирь! Но я султанша добрая и деньги стану изыскивать иными путями.

Наконец Петербург известился о смерти Августа III – при этом императрица подпрыгнула, как шаловливая девочка.

– И как я сейчас прыгаю, – защебетала она, – тако же в Сан-Суси скачет от радости король прусский…

Срочно был зван совет, на котором престарелый Бестужев-Рюмин горою встал за выборы короля из саксонской династии:

– Таково уж от Петра Великого заведено, чтобы в Польше крулем сидел немец, и нам тому остается следовать…

Екатерина прервала его словами:

– Алексей Петрович, ария твоя исполнена по нотам саксонским. Извещена я, что ведешь переписку тайную с Дрезденом! Кого бы ни избирать королем, но обязательно Пяста. На мое усмотрение, так пущай Адам Чарторыжский или… Станислав.