Фаворит. Том 1. Его императрица - Страница 197

197

Семен Кириллович Нарышкин взахлеб смеялся.

– Почти так! – сказал он. – Лишь маленькая поправка: эти салюты предназначены едущим к венцу жениху и невесте…

Под окнами Дидро проехала карета императрицы.

* * *

Екатерине было сейчас не до Дидро: Румянцев, загубив свою репутацию, отвел армию обратно за Дунай, а Гришке Орлову взбрело в голову, что он подобно цесаревичу может составить счастье принцессы Луизы, для которой его ухаживания кончились непоправимой девической катастрофой. Ландграфиня-мать была смущена, а Екатерину душила запоздалая ревность. Объясняясь с бывшим фаворитом, императрица с некоторым испугом заметила что-то ненормальное в его рассуждениях… Она ускорила события. Вильгельмина была миропомазана с новым именем Наталья Алексеевна, что дало повод Фридриху съязвить: «Екатеринизированные русские произвели натализацию моей родственницы». За кулисами брака цесаревича скрывалось сильное влияние самого короля и графа Панина: они совместно укрепляли пруссофильство наследника престола, а молоденькая жена должна побудить Павла к активной борьбе за власть. За неделю до свадьбы Екатерина объявила Панину, что отныне воспитание наследника закончено, двор больше не нуждается в его услугах. Она рассчитывала, что Панин, оскорбясь, сразу запросит отставки от дел иностранных, однако граф решил не сдаваться. «Она мне давно уже не нужна, – сказал он Денису Фонвизину, – но я-то нужен Европе!» В канун свадьбы Екатерина спросила митрополита Платона, в каких грехах исповедалась Natalie перед миропомазанием.

– Ваше величество, тайна церковной исповеди нерушима.

– Только не для меня, – пунцово вспыхнула Екатерина…

Влюбленный Павел не мог дождаться свадьбы. С чувством прижимал он к сердцу руки Андрея Разумовского:

– Друг мой, только не покиньте меня в счастье?

– И меня… тоже, – просила верткая невеста.

Разумовский охотнейше заверял обоих:

– Я всегда буду между вами, друзья мои…

…Карета императрицы, провожаемая взглядом Дидро, скрылась за поворотом. Пушки гремели, колокола звонили. Екатерина была молчалива. Вровень с каретой скакали кавалергарды, получившие приказ от Григория Орлова: «Ежели начнут орать во славу Павлушки здравицы, наскакивай и руби… чего там долго думать!» На выходе из храма Екатерина дала понять цесаревичу:

– Любезный сын мой, не думайте, что так легко жить. Частная жизнь иногда сложнее управления государством. Это говорю вам я, а все знают, что я – отчаянная оптимистка… И все-таки я вам повторяю: семейная жизнь – большая наука, и очень сложная!

Вечером Natalie изнемогала от тяжести парчи и серебра, выносливости ее хватило лишь на два менуэта. Екатерина отослала ее в спальню, оставшись ужинать с сыном, уже облаченным в халат. Заметив его жениховское нетерпение, она с явной брезгливостью, презирая его в этот момент, сказала по-французски:

– Идите! Вас там, кажется, ожидают наслаждения…

Играя в карты с ландграфиней, она придвинула к ней горку изумрудов, подарила свою табакерку, сняла с пальца драгоценный перстень. Обещала дать еще денег и мехов. Амалия с Луизой получили от нее на приданое по 50 000 рублей, за что нищие принцессы благодарили, упав на колени и проливая слезы. Затем императрица выпроводила их вон из России, а милейшая невестушка наградила свекровь первым притворным обмороком.

Екатерина, подобрав юбки, перешагнула через лежащую:

– Не понимаю. Или вам захотелось отдохнуть?..

«Мой дом очищен», – сообщала она в эти дни. Но опустевшие покои графа Панина дразнили воображение молодой четы, и вскоре Павел с Natalie явились к Екатерине с просьбою.

– Мы так благодарны вам, – сказали новобрачные, держась за руки, как дети, – но сделайте нас счастливыми до конца. Пусть граф Андрей Разумовский займет наши соседние апартаменты.

– Ты этого хочешь? – спросила Екатерина сына.

– Да, ваше величество. Разумовский мой лучший друг.

– И ты? – спросила она невестку.

– О да! Граф такой забавный, он так смешит меня…

Екатерина машинально тасовала карточную колоду:

– Ну, если он такой забавный… ладно, не возражаю!

И лучший друг Павла занял панинские комнаты в Зимнем дворце, получив свободный доступ на половину «малого» двора. Цесаревич света не видел без своей юной супруги, которая часами сидела у окна, надув губы, отвергая его ласки, потом вдруг начинала беситься, как угорелая кошка, велела запрягать лошадей, чтобы мчаться без цели – куда угодно, сломя голову, лишь бы рядом с нею сидел обворожительный Разумовский… В эти дни Павлу подали с кухни его любимое блюдо – сосиски, и он, откусив от сосиски, замер в испуге, медленно вынимая изо рта кусок острого стекла.

– Меня хотели убить, – пролепетал Павел.

Natalie была уже в курсе придворных интриг, и она сразу, очень напористо стала сводить стенку со стенкой:

– Я тебя предупреждала: ты должен всего бояться.

Павлу много не надо – он разгневанно запыхтел:

– Да! Ты права. Я всем здесь мешаю.

– Это она, – намекнула Natalie. – Никогда не верь ей…

Держа тарелку с сосисками, Павел ворвался к матери, которая уютно сидела между Васильчиковым и Орловым.

– Что это? Вы желаете от меня избавиться, как от крысы?

Екатерина никогда не видела сына в таком бешенстве.

– Успокойтесь, – сказала она. – Ошибки бывают даже в математике, почему бы им не быть на дворцовой кухне?

– Я требую от вашего величества сурового следствия.

197