Фаворит. Том 1. Его императрица - Страница 128

128

– Не знаю, верить ли, но конфедераты барские утверждают, будто наш султан предложил Марии-Терезии навечно отдать Австрии Сербию с Белградом, если она сейчас выставит против России корпус на Дунае, и цесарка вроде бы согласилась…

– Старая, вредная тварь! Конец ее будет ужасен.

Они говорили по-немецки. Ахмет-эфенди спросил, чем он может облегчить его положение в этой яме. Обресков расплакался:

– Не пожалей пиастров! Найми в кофейне лучшего певца, пусть он в Буюк-Дере споет под окнами моей жены. Она узнает, как я люблю ее, если услышит романс вашего бессмертного поэта – Бакы.

– Не плачь, Алеко, я это сделаю для тебя…

Вечером в Буюк-Дере пришел уличный бродяга-певец, высоким и чистым голосом запел в опустевшем саду русского посольства:

Точно прекрасная роза
Кравчему – чаша с вином,
Тот, кто возьмет ее в руки,
Становится соловьем.
Он скажет: взгляните, вот рана
На голове у меня,
Красной и жуткой гвоздикой
Рдеет она для тебя.
Из-за тоски беспредельной
К локонам тонким твоим
Стал гиацинтом лазоревым
Сумрачный вечера дым…

На окне едва заметно шевельнулась плотная занавеска.

* * *

Петербург известился о войне лишь 1 ноября.

6. Пробуждение

Военная коллегия в тот же день получила письмо от Екатерины: «Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который крепко спал: я – сей кот, который вам обещает дать себя знать, дабы память обо мне не скоро исчезла… Мы всем зададим звону!» Женщина примчалась из Царского Села в столицу, взволнованная и напряженная. Она быстро поднималась по лестницам дворца, на ходу распахивая шубу, разматывая платок на голове.

– Мы избавлены от тяжести, – торопливо говорила она в ответ на поклоны придворных. – Сколько было с нашей стороны уступок и задабриваний, сделок и глупостей, чтобы избежать этой войны. Но война пришла… покоримся же воле божией!

Панину она сказала, что для ведения войны необходимо образовать Государственный совет из лиц доверенных:

– Я только женщина, и в делах военных мало смыслю… Не возражайте! Лучше подумаем, кого в Совет сажать?

В числе прочих Панин назвал и ее фаворита, ибо забудь он Гришку, так потом обид не оберешься. Подле покоев Екатерины освободили комнату, стащили туда мебель для сидения и писания, и 4 ноября императрица открыла первое заседание:

– Принуждены мы, русские, иметь войну с Портою Оттоманскою. Обеспокою вас тремя вопросами. Первый – как вести войну? Второй – с какого места начать войну? Третий – как обезопасить остальные границы России?

Войну решили вести непременно наступательную. Исходные позиции выбрали у Днестра, чтобы заодно уж оградить от вторжения турок Подолию, задумали сразу блокировать Крым от Турции, но для этого флот надобен, а значит, предстоит возрождать верфи на Дону и в Воронеже.

Екатерина помалкивала, пока мужчины размечали дислокацию войск. Вдруг дельно заговорил Григорий Орлов:

– Хорошо бы нам заранее определить, каковы цели войны, которая нам навязана. А если война целей не содержит, так это вообще не война, а… драка. Тогда и кровь проливать напрасно не стоит.

Если этот вопрос и родился в голове Орлова, то предварительно он, конечно, одобрен императрицей. Панин дал ответ:

– Цель войны – скорейшее окончание ее!

– Победой, – добавил вице-канцлер Голицын.

Фаворит к заседанию был подготовлен хорошо.

– Победа, – сказал Гришка, – это лишь успех в войне. Но это еще не цель войны. Надо думать, какие выгоды в политике и в пространствах должно принести нам оружие.

Панин, не желая терять главенства в политике, поспешил вернуть прения в русло военных интересов, и это ему отчасти удалось. Армия страны была поделена на три главные части: наступательную, оборонительную и обсервационную (подвижный резерв). Екатерина просила мужчин сразу же выбрать командующих армиями:

– Петр Семеныч Салтыков уже стар, пущай на Москве остается, ею управляя, наступательную армию Голицыну предлагаю…

А ведь все думали, что императрица бросит в наступление именно Румянцева, но она выдвигала Голицына, назначив Румянцева во Вторую армию – оборонительную. При этом генерал-аншеф Петр Иванович Панин сопел сердито: опыт военный велик, а куда девать его!.. Орлов сказал: пока Россия флота на Черном море не имеет, хорошо бы пощекотать пятки султану с другой стороны:

– Из моря Средиземного! Вот потеха-то будет.

– То немыслимо, – возразил князь Вяземский.

– Да почему, князь? – удивилась Екатерина.

– Флота нет для плаваний столь далеких…

Но все согласились, что такая «диверсия» весьма заманчива.

– Тем более, – говорили дружно, – корабли наши в море Средиземном дорогу с клюквою да соболями уже проведали…

Екатерина, не забывая о главном, напомнила:

– Граф Григорий о целях войны речь повел, но его прениями не поддержали… Я предлагаю этот же вопрос, но в иной форме: к какому концу вести войну и в случае авантажей наших какие выгоды за полезное принимать? Подумайте…

Екатерина – не Орлов, и, если она сама спрашивает, надобно отвечать. Члены Совета высказались: в случае военного успеха потребуем у султана свободы мореплавания в Черном море, кроме того, установим нерушимые границы между Польшей и Турцией.

– Мне от ваших слов теплее, но еще не согрелась, – сказала Екатерина, беря пясть табаку из табакерки. – Возвращаю память вашу к предначертаниям дней минувших… Не пора ли России довершить начатое Петром Первым и Великим?

128